Сквозь века

—  Доктор, а вы знаете, что СПИДа на самом деле нет? — возбужденно спросил меня один пенсионер. — По телевизору была целая передача! Оказывается, весь этот СПИД придумали фармкомпании, чтобы втюхивать свои таблетки.

— Да что вы, — сказал я. — Не знал, что все так печально.

Мне не хотелось тратить время на бесплодные споры. Ведь даже если бы этот пенсионер сам заразился ВИЧ (как случилось с бабушкой одного моего пациента  — возможно, у стоматолога), вряд ли бы он дожил до стадии СПИДа (примерно 11 лет от заражения) и понял бы на своем примере, как все это печально и не вымышлено. Тем более что риск заболеть ВИЧ инфекцией у пенсионера не такой уж и высокий, по сравнению с каким-нибудь молодым человеком.

ВИЧ называли чумой 20 века. И это не только потому, что его обнаружили в 1981 году. Просто в 19 веке, наверное, никто бы его особо не испугался.

Подумаешь, умереть через 11 лет (примерное время от заражения до стадии СПИДа). Какая же это чума (от которой в средние века в Европе вымерла одна треть всего населения)? В то время смерть была настолько банальна, а продолжительность ее так мала (в среднем около 30 лет), что загадывать на 11 лет вперед было бы просто глупо.

В те времена другие заболевания считались страшными. Те, от которых можно было умереть сразу. В книге А.И.Герцена «Кто виноват» (1848), описывается, как в семье из пяти детей трое, один за одним умерли от … скарлатины.

Казалось бы, банальное заболевание, которое элементарно лечится в настоящее время (антибиотики). Но не было тогда антибиотиков, они появились только в сороковые годы 20 века. А до этого времени, от скарлатины умирали с вероятностью 80 процентов.

Кстати, от скарлатины нет вакцины до сих пор. Наверное, в 22 веке этот факт будет казаться невероятным.

В начале 20 века продолжительность жизни слегка возросла, но опять же у людей были совсем другие представления, какие болезни страшные, а какие нет.

Будущая теща шахматиста Лужина (В.Набоков «Защита Лужина», 1930) спросила его не болеет ли он какими-нибудь «такими» болезнями. Да нет, — отвечал Лужин, — никаких серьезных болезней у меня нет — только ревматизм, одышка и геморрой.

А надо отметить, что ревматизм у него был достаточно серьезным — Лужин не мог подняться даже на один этаж без приступа одышки. То есть у него уже развился тяжелый ревматический порок сердца с сердечной недостаточностью. Ситуация, которая в наше время считается очень запущенной и опасной. А тогда, этот по современным критериям, инвалид 3 группы считался практически здоровым человеком и завидным женихом.

Потому что другое заболевание в то время представлялось ужасным ввиду своей заразности и тяжелого инвалидизирующего течения — сифилис.

В это трудно поверить, но в конце 19 — начале 20 века, чуть ли не 15% населения Европы было заражено сифилисом. Позднее проявление сифилиса — прогрессивный паралич — приводил к слабоумию и безумию. Дети от больных родителей рождались с врожденным сифилисом, были обречены болеть всю жизнь.

Вскоре после изобретения пенициллина, психиатрические клиники опустели чуть ли не на половину — нейросифилис встречался все реже, больных удавалось вылечить.

Итак, в 19 и начале 20 века мысль о возможной смерти через 11 лет не вызывала никакого страха, люди и не рассчитывали столько жить. А что сейчас?

Современная медицина развивается невероятными темпами, все новые болезни и состояния профилактируются и излечиваются, продолжительность жизни увеличивается (средняя продолжительность в России сейчас 70 лет).

Но вот курильщики, например, живут в среднем на 15 лет меньше. Значит ли это, что они массово бросают курить, понимая, что умрут уже через 30 лет? Нет — а значит, в наше время умереть через 11 лет уже страшно, а через 30 — еще нет.

Думаю, в будущем планка слегка подрастет и тридцатилетний человек будет согласен с перспективой смерти только лет через 50…

Удивительно, как раньше население уважало докторов (судя по литературным данным). При том, что не было ни лекарств, ни знаний о болезнях. Лечили практически добрым словом, тяжелых больных просто посылали… на воды. Детей лечить вообще было не принято.

Раньше мне казалось, что все в мире добрые, умные и ответственные. Теперь я так не думаю. Но в этом есть и хорошая сторона — я сам стал добрее и снисходительнее к чужой дури. И если раньше дурацкие откровения этого пенсионера меня бы разозлили и заставили яростно полемизировать, то теперь, я лишь пожелаю ему крепкого здоровья и удачи. От всей души, искренне. Наверное, в этом и состоит универсальная черта доктора, проходящая сквозь века.